Как феминизм меняет отношение к телесности и стандартам красоты

Недавно президент поручил рассмотреть создание в России реестра «токсичного» интернет-контента. Идея принадлежит члену СПЧ Игорю Ашманову — он настаивает, что россияне нуждаются в государственной защите от «токсичной» информации, вредящей нашему обществу. В списке тем, обозначенных Ашмановым как «вредоносные и деструктивные», среди прочего удивительным образом оказались радикальный феминизм, «идеология бездетности» (чайлдфри), аборты и ЛГБТ+.

Возникает вопрос, а что действительно токсично: не рожать детей, когда нет искреннего желания стать родителем, защищать право на доступные и безопасные аборты, выступать против сексизма и гомофобии или все-таки токсично как раз желание ограничить людей в их праве делать все вышеперечисленное? Не токсично ли ставить в один ряд в злополучном реестре пропаганду насилия и феминизм, как будто это явления одного порядка? Не токсично ли сравнивать осознанный отказ от того, чтобы заводить детей, с ненавистью к детям? В конце концов, быть членом Совета по правам человека и продвигать позицию, абсолютно не соответствующую основам этих прав, — не запредельная ли это токсичность, вредоносность и деструктив?

Некоторые ошибочно считают, что феминизм в России и мире давным-давно победил. Но ситуация с реестром — одно из множества доказательств, что, несмотря на все достижения эмансипации и более чем сотню лет феминистского активизма, женщинам, представителям ЛГБТ+ и всем, кто не вписывается в картину мира патриархально настроенных консерваторов, приходится снова и снова отстаивать свои границы. Защищать право распоряжаться своей жизнью, своим телом, бороться за право открыто говорить о своем опыте и идентичности.

Завоевания каких-либо прав и свобод в прошлом все чаще становятся позицией, которую требуется удерживать и оборонять — ведь регулярно появляется кто-то, кто хочет откатить историю назад. Феминистский активизм сегодня продолжает быть непрекращающимся сопротивлением против несправедливости и отношений власти/подчинения, в которых субъектность наших тел до сих пор не перестала быть поводом для споров и посягательств.

Лозунг «Мое тело — мое дело» (My body — my choice), используемый активистками феминистского и бодипозитивного движения, не теряет своей актуальности, хотя звучит в самых разных частях мира c конца 1960-х годов. В этой фразе соединились все грани борьбы за автономию тела: против насилия и домогательств, за право на сексуальную свободу и независимость, за доступную контрацепцию, за легальные и безопасные аборты, за право не рожать детей, если не хочется, и рожать, если хочется, за право не сталкиваться с бодишеймингом, буллингом и давлением стандартов красоты и здоровья.

Пионерами бодипозитивного активизма 1960-1970-х годов в США были темнокожие феминистки и квир-женщины. Они поднимали проблему дискриминации толстых людей (слово «толстый» используется русскоязычными бодипозитивными активистками без негативной коннотации и считается нейтральным способом описания свойств тела. — Прим. авт.) и всех, чье тело не вписывается в конвенциональные нормы, включая людей с инвалидностью, хроническими заболеваниями и особенностями здоровья. Говорили о системной дискриминации, на которую общество предпочитало закрывать глаза: например, на предвзятое и поверхностное отношение врачей к здоровью толстых людей, приводящее к запоздалой диагностике опасных заболеваний и плохому качеству лечения. Или на то, как людям с инвалидностью систематически отказывают в трудоустройстве, даже если состояние их здоровья не мешает им выполнять работу.

Активистки того времени обращали особое внимание, что на степень предвзятости и несправедливости окружающих по отношению к нам и нашим телам влияет совокупность наших индивидуальных особенностей: цвета кожи, гендерной идентичности, сексуальной ориентации, размера, формы и возможностей тела и прочее. Чем больше ты отличаешься от «нормы», тем в большей уязвимости находишься, тем чаще и серьезнее твои права нарушаются. В 1972 году американская феминистка, активистка Джонни Тиллмон говорила: «Я — черная женщина. Я — бедная женщина. Я — толстая женщина. Я — женщина средних лет. И я на пособии. В этой стране, если вы принадлежите к одной из этих категорий, с вами меньше считаются. Если вы принадлежите ко всем этим категориям, то вас не считают за человека вообще». В 1989 году активистка и исследовательница Кимберли Креншоу введет термин «интерсекциональность» для описания теории пересечения разных видов дискриминаций.

Сегодня перед феминистками стоят те же проблемы. Ведь несмотря на весь активистский труд и правозащитные достижения, до мира равных возможностей и инклюзии обществу еще далеко. Подъем консервативных настроений и правых движений, который наблюдается по всему миру, становится препятствием для всех, кто продвигает идеи социальной справедливости.

Интернет и соцсети дали феминистскому движению новый инструмент для поддержки женщин и освещения проблемы гендерного неравенства. Но будет ли доступен этот инструмент, если такие проекты, как «реестр токсичного контента», воплотятся в жизнь? И можно ли говорить, что этот инструмент еще доступен нам сейчас?

Даже вполне повседневные публичные высказывания на тему телесности и феминизма и без реестров становятся причиной для преследования. Художнице, феминистке и активистке из Комсомольска-на-Амуре Юлии Цветковой грозит шесть лет тюремного заключения за то, что она вела небольшой паблик «ВКонтакте», посвященный искусству на тему женской телесности, публиковала подборки работ самых разных художниц, в том числе свои.

Несмотря на весь активистский труд и правозащитные достижения, до мира равных возможностей и инклюзии обществу еще далеко

Одна из серий называлась «Женщина не кукла», в нее вошли бодипозитивные иллюстрации «У живых женщин есть волосы на теле, и это нормально», «У живых женщин появляются морщины и седина, и это нормально», «У живых женщин есть менструация, и это нормально», «У живых женщин не идеальная кожа, и это нормально». За ведение этого паблика Юлю обвиняют в распространении порнографии, и уже три года она не может покидать свой город, вынуждена ходить на бесконечные закрытые судебные заседания и пытаться доказать, что она не преступница, а искусство и художественные рисунки женского тела — не порнография.

Помимо дела Юли, новостная лента за последний год — цепочка примеров того, как государство не защищает женщин в ситуациях, в которых обязано их защищать, и не считается с их правами там, где обязано считаться. Дело не только в бесчисленных случаях домашнего насилия, для неспешного реагирования на которые у полиции всегда находятся причины. И не только в бесконечном потоке массовых угроз, что валятся на фемактивисток в соцсетях. Дело в том, что женщины в России превращаются в собственность, которой государство считает возможным распоряжаться.

Еще недавно все следили за возмутительным арестом Заремы Мусаевой, матери одного из российских правозащитников, которую буквально похитили сотрудники силовых структур, чтобы надавить на ее семью. В начале прошлого лета молодая девушка Халимат Тарамова бежала в дагестанский кризисный центр для пострадавших от насилия, но вскоре была против своей воли вывезена прямо из шелтера и передана полицией мужу в Чечне. Во всех этих историях прослеживается чудовищное, дегуманизирующее отношение к женщинам как к вещам, не имеющим ни голоса, ни права на защиту.

В современной России тема защиты прав, безопасности и телесной автономии женщин — поле серьезного риска. Феминистские проекты и НКО, на плечах которых много лет лежит нагрузка по защите прав женщин, ЛГБТК+ и других уязвимых групп, получают статусы иноагентов или нежелательных организаций. Активистки и художницы, участвующие в феминистских акциях, и правозащитницы, помогающие пострадавшим от домашнего насилия, сталкиваются с незаконными задержаниями, штрафами, судами, преследованиями и угрозами в соцсетях. Многие вынужденно уезжают из страны.

В этих обстоятельствах очень важно, чтобы как можно больше женщин в России выступали в защиту активисток и друг друга. Высказывались за принятие закона о домашнем насилии. Поддерживали правозащитные инициативы и выражали несогласие с теми проектами и персонами, которые хотят силой отодвинуть наши границы и пошатнуть наши права. Сегодня, чтобы добиться изменений, которые касаются безопасности и благополучия каждой из нас, нам нужно очень много солидарности, взаимопомощи и поддержки.